А может быть, все было совершенно иначе...

Наш известный скульптор, Федор Петрович Толстой, в юности учился в Морском корпусе. Летом 1801 года кадетов отправили на практику и Толстой оказался на фрегате "Архипелаг". Этот корабль отправили отвезти в Берген такелаж для корабля "Петр", который попал в бурю, потерял мачты и руль и застрял в Швеции. В августе 1801 года моряки праздновали именины юного императора. Только-только взошедший на трон и обещавший, что "все будет, как при бабушке" Александр Павлович вызывал вполне искренний восторг у подданных.

"На другое утро, то есть 30 августа, в день тезоименитства государя императора Александра Павловича, при таком же, как и вчера, крепком ветре, мы все и я, в первый раз после болезни надевший мундир, и офицеры корабля “Петр” и транспорта с их капитанами съехались в церкви нашего фрегата для слушания обедни и молебствия о здравии и благоденствии его величества, что происходило с пушечною пальбою на всех судах. После священной литургии Малеев пригласил к себе в каюту всех, бывших за обеднею офицеров, в В Морском кадетском корпусе том числе и меня, одного только из всех гардемарин. Он меня очень любил и не отличал от офицеров (хотя я был годами моложе многих из гардемарин) и поручал мне часто исполнять офицерскую должность. Когда мы вошли в капитанскую каюту, в первой комнате стол уже был накрыт, за который скоро и сели. Наш капитан как хороший хозяин, любящий угостить своих гостей, дал офицерам великолепный обед, на котором лучшие разных сортов вина и шампанское рекою лились, а особливо удивило всех на корабле во время похода видеть такой роскошный десерт из лучших и самых свежих фруктов. При питье за здоровье государя императора и его фамилии, как надо было палить из пушек, наш капитан сказал, что императора Александра I нельзя поздравлять из пушек холостыми зарядами, и приказал производить пальбу с корабля и фрегата полными зарядами с ядрами. Обед был очень весел и, как следует, очень шумен. После обеда офицеры качали обоих капитанов среди говора, смеха и пения.

Император Александр I. 1802-1803. Боровиковский. Русский музей.

( Read more... )

Продолжаю знакомство с Эженом Сю. На этот раз взялась за книгу "Парижские тайны". Что интересно, ее-то я в юности читала. И она мне совершенно не понравилась. А сейчас мне крайне интересно. Что еще раз говорит о том, что человек меняется. Здесь много бытовых подробностей и, в отличие от Дюма, Сю сочувствует бедным и пытается как-то улучшить их положение, хотя бы донеся информацию о нем до читателя. Сегодня хочу процитировать два отрывка.

Первый касается Алжира. Роман написан в 1842-1843 гг, действие в нем происходит в 1839-40. То есть, Алжир еще не стал департаментами Франции, он в процессе завоевания. Но, между тем, люди уезжают туда, чтобы работать и осваивать земли.


( Read more... )

Разбираю книги. Дело в том, что у меня ситуация прямо противоположная той, что была в Простоквашино. Чтобы купить что-то нужное, надо отдать что-то нужное. Книги ставить некуда, а тут как назло вышел "Ведьмин зов". Дяченок я люблю нежно, так что... Попадается мне "Приключения маленького актера" Эмден. Открываю...



"Потом Вика с гордостью рассказала о том, что ее мама еще лучше папы, Леонида Леонидовича, что ее мама самая знаменитая в городе портниха.
— Ты понимаешь, она и не портниха даже, а художница. Самая лучшая модельерша города! — говорила Вика, с удовольствием произнося странное слово «модельерша». — Не понимаешь? Она придумывает модели платьев и на булавках — понимаешь, на одних булавках! — накалывает их на знакомых дамах.
— А потом шьет? — спросила Саша, вспоминая с удовольствием, как она когда-то обшивала своих кукол.
— Ну что ты! Конечно, нет. Шьет ее помощница Машенька — из ателье. Она по вечерам помогает маме.
— Значит, твоя мама тоже работает в ателье?
— Ах, нет же! Какая ты бестолковая! Моя мама — частная портниха, и очень дорогая. Она берет в три раза больше, чем в ателье, но все лучшие дамы добиваются того, чтоб она им шила. Ведь она шьет в тысячу раз лучше!
— Но ведь ты же сказала, что не она шьет, а эта… Машенька…
— Ой, да ты совсем ничего не понимаешь! Ведь это только так говорится — «шьет», а на самом деле она только фантазирует, — понимаешь, на булавках!"
( Read more... )

Я вчера искала анекдот из жизни императора Александра I. Возможно, я ошиблась императором, потому что lizardian нашел вот такой отрывок из дневника Чуковского:

«29 марта 1926
Был у Кони — он рассказал несколько анекдотов, которых я раньше не знал: о Николае I и его резолюциях. Один анекдот такой. Какой-то русский офицер сошелся с француженкой. Она захотела, чтобы он женился на ней, он повел ее в церковь, там произошло венчание, невесте поднесли букеты — все как следует. А через два года оказалось, что это было не венчание — но молебен. Офицер обманул француженку и привел ее на молебен, уверив, что это свадьба. А у француженки дети — незаконные. Она — в суд. Суд не имел права ни узаконить детей, ни заставить офицера жениться. Дело дошло до царя. Он написал «вменить молебен в бракосочетание».»

Император Николай I. Поляков и мастерская Доу. Частная коллекция.


Ну, либо про Александра рассказывали похожую историю. В связи с этим, хочу рассказать об еще одном случае, связанном с ложным венчанием, которое на этот раз действительно случилось в царствование Александра Павловича.
( Read more... )

Его прозвали "Le balafré", Меченый, дословно - "человек со шрамом". На некоторых портретах шрам можно разглядеть.

Орлов А. Г. Конец 1770-х. Неизвестный. Эрмитаж.



"Анекдот о разрубленной щеке слишком любопытен. Четыре брата Орловы (потомки стрельца Адлера, пощаженного Петром Великим за его хладнокровие перед плахою) были до 1762 году бедные гвардейские офицеры, известные своей буйною и беспутною жизнью. Народ их знал за силачей — и никто в П. Б. с ними не осмеливался спорить, кроме Шванвича, такого же повесы и силача, как и они. Порознь он бы мог сладить с каждым из них, но вдвоем Орловы брали над ним верх. После многих драк они между собою положили, во избежание напрасных побоев, следующее правило: один Орлов уступает Шванвичу и, где бы его ни встретил, повинуется ему беспрекословно. Двое же Орловых, встретя Шванвича, берут перед ним перёд, и Шванвич им повинуется. Таковое перемирие не могло долго существовать. Шванвич встретился однажды с Федором Орловым в трактире и, пользуясь своим правом, овладел бильярдом, вином и, с позволения сказать, девками. Он торжествовал, как вдруг, откуда ни возьмись, является тут же Алексей Орлов, и оба брата по силе договора отымают у Шванвича вино, бильярд и девок. ( Read more... )

«В городе Уфе, где постоянно находилась воеводская канцелярия, постоянно жил товарищ наместника коллежский советник Николай Федорович Зубин, человек умный и честный, но слишком нежный и слабый. Он овдовел, и у него осталось трое детей: дочь Сонечка, двенадцати лет, и два малолетных сына. Отец любил свою Сонечку страстно, да и как было не любить такую красавицу и умницу, которая, несмотря на свой детский возраст, скоро сделалась ему подругой и помощницей по домашнему хозяйству. Года через полтора после смерти первой жены, горячо им любимой, выплакав сердечное горе, Николай Федорович успокоился и влюбился в дочь известного описателя Оренбургского края, тамошнего помещика П. А. Рычкова, и вскоре женился. Молодая жена, Александра Петровна, умная, гордая и красивая, овладела совершенно нежным сердцем вдовца и возненавидела его любимицу, свою молоденькую, но уже прекрасную падчерицу. Дело весьма обыкновенное. Страшное слово «мачеха», давно сделавшееся прилагательным именем для выражения жестокости, шло как нельзя лучше к Александре Петровне; но Сонечку нельзя было легко вырвать из сердца отца; девочка была неуступчивого нрава, с ней надо было бороться, и оттого злоба мачехи достигла крайних пределов; она поклялась, что дерзкая тринадцатилетняя девчонка, кумир отца и целого города, будет жить в девичьей, ходить в выбойчатом платье и выносить нечистоту из-под ее детей…



Она буквально сдержала свою клятву: через два или три года Сонечка жила в девичьей, одевалась, как черная служанка, мыла и чистила детскую, где поселились уже две новые сестрицы. Что же страстно любивший отец?.. Он не видел дочери по целым месяцам и, когда встречал одетую чуть не в рубище, – отворачивался, вздыхал, плакал потихоньку и спешил удалиться. Таковы бывают по большей части немолодые вдовцы, влюбленные в молодых своих жен. Я не знаю в точности всех путей и средств, которыми достигла Александра Петровна своего торжества, и потому не стану говорить о них; не стану также распространяться о том, каким жестокостям и мучениям подвергалась несчастная сирота, одаренная от природы чувствительною, сильною и непокорною душою; тут не были забыты самые унизительные наказания, даже побои за небывалые вины. Скажу только, что падчерица была близка к самоубийству: она спаслась от него чудом.
( Read more... )

Сижу в стоматологической клинике. Жду своей очереди. Ну, и листаю разные журналы, которые на столике лежат. В майском номере «Эсквайра» нахожу статью про транссексуалов. Тема мне не близка, поэтому уже готова читать следующий текст, как вдруг вижу слово «Алжир». Оказывается, одно из этих созданий было родом как раз из Северной Африки. Прочитав про перипетии его/ее жизни в 1950-х годах, я решила, что этот нужно выложить в ЖЖ. Поэтому пошла к администратору выцыганивать журнал просить журнал в обмен на какой-нибудь другой.

Оран. Бульвар Сеген и отель «Континенталь».


«Я родилась в Оране, в испанской семье, и рано научилась врать, чтобы выжить, - для начала родителям. Жители колоний - их называли черноногими» - проводили различия между полами. Женщины не ходили одни в кафе, не гуляли без шляп. Мой дядя как-то сказал моему отцу, который был цирюльником: «Постриги меня так, чтобы меня не принимали за гомика». Педиков никто не любил; у них, как у антикваров или декораторов, была своя роль в обществе. ( Read more... )

Прочитала я тут об одном случае у Герцена и стало мне интересно…

«Рядом с ним не могу не вспомнить другой жертвы крепостного состояния. У Сенатора был, вроде письмоводителя, дворовый человек лет тридцати пяти. Старший брат моего отца, умерший в 1813 году, имея в виду устроить деревенскую больницу, отдал его мальчиком какому-то знакомому врачу для обучения фельдшерскому искусству. Доктор выпросил ему позволение ходить на лекции медико-хирургической академии; молодой человек был с способностями, выучился по-латыни, по-немецки и лечил кой-как. Лет двадцати пяти он влюбился в дочь какого-то офицера, скрыл от нее свое состояние и женился на ней. Долго обман не мог продолжаться, жена с ужасом узнала после смерти барина, что они крепостные. Сенатор, новый владелец его, нисколько их не теснил, он даже любил молодого Толочанова, но ссора его с женой продолжалась; она не могла ему простить обмана и бежала от него с другим. Толочанов, должно быть, очень любил ее; он с этого времени впал в задумчивость, близкую к помешательству, прогуливал ночи и, не имея своих средств, тратил господские деньги; когда он увидел, что нельзя свести концов, он 31 декабря 1821 года отравился.

Главный штаб-лекарь в 1812-1825 нн. 1868. Висковатов.

Извините, просто штаб-лекаря не нашла.

Сенатора не было дома; Толочанов взошел при мне к моему отцу и сказал ему, что он пришел с ним проститься и просит его сказать Сенатору, что деньги, которых недостает, истратил он.
- Ты пьян, - сказал ему мой отец, - поди и выспись.
- Я скоро пойду спать надолго, - сказал лекарь, - и прошу только не
поминать меня злом.
Спокойный вид Толочанова испугал моего отца, и он, пристальнее
посмотрев на него, спросил:
- Что с тобою, ты бредишь?
- Ничего-с, я только принял рюмку мышьяку.
Послали за доктором, за полицией, дали ему рвотное, дали молоко... когда его начало тошнить, он удерживался и говорил:
- Сиди, сиди там, я не с тем тебя проглотил. Я слышал потом, когда яд стал сильнее действовать, его стон и страдальческий голос, повторявший:
- Жжет, жжет! огонь!
Кто-то посоветовал ему послать за священником, он не хотел и говорил Кало, что жизни за гробом быть не может, что он настолько знает анатомию.
Часу в двенадцатом вечера он спросил штаб-лекаря по-немецки, который час, потом, сказавши: "Вот и Новый год, поздравляю вас", - умер.
( Read more... )

Я как-то писала о военно-полевых борделях. Но тогда я не слишком хорошо знала о том, какие там были порядки. Поэтому сейчас решила продолжить тему. Начну с отрывков из книги С. Мюррей «Легионер». Кстати, раз я уже успела поругаться на переводчика, то сейчас не грех и похвалить его. С русским у человека все в порядке.



«За каждым полком легиона закреплен определенный бордель, который следует за ним, когда полк отправляют на задание вглубь страны. При создании этой системы совершенно справедливо рассудили, что легионеры так или иначе будут посещать бордели, так пусть уж лучше посещают те, в которых женщины проходят медицинский осмотр и потому опасность подцепить заразу гораздо меньше.
Каждая женщина имеет свой номер, каждое посещение клиента и его имя регистрируются, так что если кто-то подхватит триппер, то установить источник будет нетрудно. Если легионер заразится в борделе, не относящемся к легиону, он получит в наказание восемь суток ареста, а если это произойдет в БМК (Это так переводчик называет bordel militaire contrôlé –К-К), что легко проверить, то обойдется ему всего лишь серией инъекций. Однако многие находят, что в других борделях более высокий уровень обслуживания, и предпочитают отправиться в один из арабских кварталов. После этого, чтобы замести следы, они сразу же отправляются в военный бордель. Если окажется, что они что-либо подхватили, они сваливают вину на БМК, но девица, с которой они переспали, к этому моменту успевает заразить полдюжины других легионеров, а если это день получки, то и половину полка. Так что такая система тоже не дает стопроцентной гарантии.
В борделе есть бар, где царит непринужденная атмосфера. Можно зайти и посидеть в баре, заказав всего лишь выпивку и наблюдая за живым товаром. Бывает, конечно, что, проведя некоторое время у бара, посетитель снижает свои запросы и кидается в авантюру, на которую не решился бы в трезвом состоянии. Цены варьируют от одного фунта стерлингов за одноразовое обслуживание до пяти фунтов за ночь. Начинаю откладывать деньги.»
( Read more... )

"Преосвященный Ириней, личность также весьма известная, в свое время слыл за человека необыкновенной учености, потому что знал языки латинский и греческий и перевел несколько творений святых отцов. Он был большой самодур, но самодурство значительно смягчалось в нем образованием, которым он так резко отличался от своих современников. Ириней был задушевным другом моего деда, самым дорогим и частым его гостем и подарил ему свой поясной портрет в натуральную величину; он висел в нашей столовой над закусным столиком, где царил богомольный и степенный буфетчик Афанасий Фаддеев, фанатический поклонник покойнаго, память котораго составляла любимый предмет его разсказов. Этот портрет остался неизгладимым в моей памяти: величавый красавец-старик, с белым и румяным лицом, в мантии и черном клобуке, на котором красуется бриллиантовый крест на александровской ленте; в одной руке держит он посох, другою посылает благословение, которое вместе с его приветливой улыбкой и кротким выражением умных карих глаз так и навевает чувство какого-то задушевнаго, чисто родственнаго привета.
Разсказы „Фадеича" восхищали меня в детстве своею наивною задушевностью. Припомню некоторые из них.

Епископ Ириней. Первая четверть XIX века. Неизвестный художник по оригиналу Боровиковского. Музей истории Санкт-Петербурга.


Раз, подал он apxиepeю какое-то скоромное кушанье, но опомнился, и думает: как-же, мол, архиерея-то оскоромить? Ириней взялся уже за кусок, а Фадеич шепчет ему: „скоромное, ваше преосвященство". Гость с сердцем оттолкнул блюдо, крикнув:—коли скоромное, так зачем, дурак, и подаешь! „Ну уж и было-же мне, батюшка, от вашего дедушки, век не забуду", прибавлял Фадеич. В другой раз он был по-умнее: когда принесли ему с кухни блюдо с поросенком, он подал его прямо Иринею без всяких объяснений; за столом никого чужих не было, все свои, интимные. Ириней ласково взглянул на Фадеича, перекрестил блюдо большим крестом, сказав: „cиe порося да обратится в карася" и, не дождавшись превращения, принялся есть с таким апетитом, что и у других слюнки потекли.
( Read more... )